На исходе первой же ночи поняла Мена, что силёнок у неё оказалось значительно меньше, нежели у преследователя. Уравнять бы силы надо перед решающей схваткой. Тут без хитрости не обойтись.
Первую ловушку она на Ксёгже устроила. Собственно и устраивать ничего не пришлось, природа сама обо всём позаботилась. Речка промёрзла местами до самого дна, но кое-где полыньи остались. Лишь тонкий ледок их сверху прикрывал и снежок недавний присыпал. Мена такие гиблые места нутром чувствовала. Пробежалась, почти невесомая, чёткие отпечатки на снегу оставляя.
Савелий её чутьём не обладал, невесомостью тоже, след в след шёл и провалился, пустив на белый снежок волну тёмной воды. Но быстро сообразил, надо отдать ему должное. Дёрнулся мощно, неверный ледок до матёрой границы обламывая, оружие каким-то чудом вытащил, меч и ножны крест-накрест перед собой положил, опору создавая, стал выползать осторожно.
Мена на ледяную ловушку не уповала – стрелу для верности пустила. В таком положении увернуться сложно, даже если оберег предупредит, даже если заметишь выстрел. Не промахнулась Мена. Попала стрела в плечо. Савелий только вздрогнул, продолжая медленно наваливаться на крест. Выползал понемногу и выполз таки.
Силён охотник. Мена, впрочем, и не надеялась в первой же ловушке преследователя сгубить. Однако сил ему изрядно убавила. И то дело.
Чтобы усугубить слабость, девушка зверьё с пути охотника распугивала. На одних ягодах в мороз далеко не уйдёшь, да и те ещё отыскать нужно. И колдовством силы поддержать охотник не может. Не колдун он, мужчина – ему мясо требуется, а как раз мясо Мена и разгоняла.
Птицы девушку охотно слушали, с птицами она всегда общий язык находила, а прочее зверьё на птиц посматривало, да, смекая что к чему, уходило подобру-поздорову. Разогнать, однако, получилось не всех. Те твари, что на зиму заснули, предостережению не вняли. Тем Савелий и воспользовался. Выкопал из-под пня гадюку. Съел, шага не сбавляя, прямо сырой съел, та и не проснулась, наверное, а Мену аж передёрнуло. Змей она и сама сгубила немало, и пробовать приходилось, но чтобы вот так живьём жрать… На речке из ила рыбёшку сонную охотник вытащил – эту уже без спешки на костре поджарил во время привала.
Вторую ловушку – ложную, охотник, как и задумывалось Меной, заметил. Обошёл осторожно, чтобы прямиком на третью нарваться. Самострел девушка соорудила, пожертвовав запасной тетивой и растратив почти всё своё преимущество. Ещё одну дырку в шкуре Савелий получил. Однако и теперь выжил.
– Не берёт тебя ничто, стервеца, – разозлилась Мена.
Лес промолчал, не внял гневу девушки. Мещёрские духи, похоже, решили в стороне от их схватки остаться. А возможно наблюдали с любопытством, кто кого одолеет. Скучно, небось, им в лесу. Им духам древним разница между охотником и жертвой не особенно видна.
***
День прибывал, и пахло весной. Но запах всего лишь запах. Настоящей весны ещё ждать и ждать. А пока только в самый полдень солнышко по-настоящему пригревало, но уже ближе к вечеру вновь морозило. Снег от такого непостоянства коркой твёрдой покрылся. Иногда держал девушку даже без снегоступов, иногда ломался под тяжестью. Но преследователю опять же хуже пришлось, его весу даже крепкий наст поддавался.
На шестой день Мена на Муромскую дорогу вышла, примерно в версте от Свищево. Село это расположилось на границе двух княжеств, всё на той же речке Ксёгже, которую и девушка и охотник пересекли уже не раз и не два. Село крупное – полсотни домов, церквушка и большой постоялый двор, где путники обычно останавливаются на ночёвку. Там, среди толкотни из приезжих и местных удобно будет следы запутать.
Мена осторожно спустилась с крутого пригорка, иссечённого полозьями саней как спина нерадивого холопа. Дорога здесь особенно сильно обледенела, и многие предпочитали спускаться вниз сторонкой по рыхлому снегу, опасаясь за лошадей и груз. В противном случае легко можно поломать ноги или выскочить мимо моста на реку, а то и въехать в частокол, опоясывающий три избы постоялого двора.
Ворота открыты. Девушка через них прошла, пробралась между купеческими поездами, расставленными в беспорядке по всему двору, и, угадав по запаху еды и людскому шуму, которая из дверей ведёт в корчму, зашла внутрь.
Жарко в корчме натоплено, зато чадно и душно. Глаза защипало после лесной свежести, в горле запершило. Под шубой пот вдоль спины потёк, щекотать начал аж терпенья нет. Прислонилась Мена к косяку дверному, дух перевести и спину потереть как бы невзначай.
В корчме мужики собрались самые отчаянные, какие по зиме лес рубят или товар перевозят. Оно конечно на санях сильно быстрее выходит, чем на телеге по весенней распутице, но места-то вокруг известно какие. Стаи волчьи – самое безобидное, что в дороге встречается. И разбойники чаще сами добычей становятся, чем зипуна добывают.
Мужики отчаянные девке, что из лесу появилась, подивились. Одна пришла. А красавица-то какая. Да ещё с мороза, румяная, грудь от частого дыхания так и ходит.
Отдышалась Мена, купила у хозяина кое-что из припасов, мужиков, сидящих за длинным столом, окинула взглядом. Сокол как раз в эти дни в Муроме обещал появиться. Вот бы весточку ему бросить. От его помощи она бы не отказалась. Чародей не князь.
– В Муром никто из вас не собирается? – спросила девушка мужиков.
– Мы как раз едем, – откликнулся один. – Подвезти, красавица? Я тебе местечко возле себя уступлю. Эх, прокатимся!
– Вот Гришке-то как с попутчицей улыбнулось, – заметил кто-то из его приятелей.
А что, неплохая мысль, на санях прокатиться. По зимнику если пораньше выехать засветло в Муром прибудешь. Да если даже и не до Мурома. Пару вёрст отыграть и то хлеб. Только охотник ведь дожидаться не станет, вот-вот здесь объявится. Кабы прямо сейчас выехать, другое дело. Но в ночь кто же поедет. А вот письмо передать можно, письмо и до утра потерпит. Соколу весть подать, если он уже там, или Тарко.
– Когда едете? – на всякий случай спросила Мена.
– Так с утречка раненько и поедем.
– Нет. До утра я ждать не хочу.
– Да ты не серчай, румяная, я тебя и ночью рядом с собой пристрою, – не сдавался Гришка. – Отогрею красоту твою озябшую.
– Размечтался, – фыркнула Мена. – Привет мне в Муром передать надо, только и всего.
– Привет он в дороге не согреет, – возразил весёлый мужичок под смех приятелей.
– Зато тебе в Муроме нальют до краёв, – отозвалась Мена. – Вот тогда и согреешься.
– Кому передавать-то? – согласился тот.
Упоминать чародея, пожалуй, не стоило. По-разному люди к колдовству относились, тем паче проезжие. А Тарко, напротив, даже из местных мало кто знал, и потому рвения должного у мужика не будет.
– Княжне Варваре напишу, – нашлась Мена. – А уж она кому надо скажет.
– Ого! – удивился Гришка. – Самой княжне? А ты ж ей кем приходишься?
– Ох, и любопытен ты.
– Любопытен, – признал Гришка. – Хоть скажи, как звать тебя, красавица.
– Звать меня лучше не стоит, а и позовёшь, не приду.
Послание Мена на мещёрском составила, а буквами греческими на бересте нацарапала. Сокол поймёт, а кому другому голову поломать придётся. Для Варвары приписку на русском сделала. Свернула, ниточкой перехватила, отдала мужику.
– Держи, не прогадай. Самой княжне передай, не спутай.
И сразу к двери направилась.
– Ты куда же, красавица, на ночь-то глядя? – попытался остановить её Гришка.
За рукав слегка ухватил, но Мена вывернулась. Приятели расхохотались.
– Упустил девицу, Гришка.
– Упустил, – развёл тот руками.
Не хотелось Мене из тепла выходить, но пришлось. И ведь едва успела. Только на опушке спряталась, как появился на дороге Савелий. Шёл уверенно, след не проверял даже. Знал будто, что не обойдёт девушка села.
Хоть и голоден наверняка был охотник и выпить ему хотелось, а корчму пропустил. Сразу в церковь направился. То ли набожный сильно был, то ли с батюшкой решил договориться насчёт ночлега.
Мене на ночь пришлось отойти от села подальше. Собаки хозяйские с волками лесными перепалку устроили, и девушка опасалась, что Савелий под шумок может напасть. Однако зря она всю ночь врага сторожила, тот даже с рассветом не спешил погоню продолжить. Уже и мужички давешние вместе с Гришкой в Муром уехали, и встречные их приятели в Мещёрск отправились, и лесорубы повели лошадей в лес, гремя сбруей. А охотника всё не было.
– Заболел он что ли? – вслух подумала Мена. И то ведь, сказать, она как могла старалась врага извести. Может и впрямь раны зализывает.
